Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]
– Дорогая, – сказала она, – у тебя посетитель.
В поле зрения появился Доктор Прайс. – Привет, Светлячок.
Шелли обняла его и подняла в воздух, приложив все силы, дабы сдержаться и не начать радостно кружиться с ним на месте.
– Поставь его, милая, – попросила Оливия.
Шелли вернула доктора Прайса на землю. Он снисходительно улыбнулся.
– Не хочет ли моя самая дорогая девочка присоединиться к моей прогулке?
Она быстро закивала головой, как ребенок, воодушевленный перспективой но– вой игрушки.
– Здравствуй, Роман, – поздоровался доктор Прайс.
– Привет, – ответил Роман, проходя мимо. Между ними с Прайсом никогда не было ничего, кроме установившихся поверхностных светских отношений. Доктор попадал в одну из тех редких категорий людей, которые пугали даже Романа.
– Планы на вечер? – спросила Оливия.
– Nein[6], – отозвался Роман, резко отсалютовав нацистское приветствие рукой, и вошел в дом.
Доктор Прайс взял Шелли под руку, и они двинулись вокруг дома к трассе, через посадки деревьев. Она оставляла прямоугольные отпечатки на земле, и опавшие листья прилипали к ее ногам. В сумеречном свете, пробивающемся через деревья, он заметил кончик дождевого червя, торчащего из почвы. Наклонившись, он подцепил его и вытянул на поверхность, подставляя грязное и извивающееся существо свету.
– Это может вызывать сомнения, – начал он, – но есть ли другие животные, которые играли бы столь важную роль в истории мира, как эти милые создания?
Они рассматривали его несколько секунд, прежде чем он нежно вернул его назад. Они пошли дальше.
– Хочешь узнать секрет, Светлячок? – поинтересовался Прайс.
Она посмотрела на него. Неужели такое нужно спрашивать?
– По каким-то причудам бытия, я родился, полностью осознавая себя, – произнес он.
– Можешь представить что-нибудь ужаснее? Как будто ты просыпаешься и ощущаешь ужас, не понимая, где ты, и вместе с тем видишь самый страшный ночной кошмар наяву. И, словно этого недостаточно, я родился на двенадцать недель раньше. Не было никакого хлопка по заднице с последующим вручением меня в любящие руки, нет – я попал на милость искусственной нелюбящей утробы. Мои первые недели в статусе разумного существа протекали в абсолютной изоляции. Но я никогда не соглашался с этим высказыванием. Среди прочего, мне повезло не развить боязнь агорафобии; микрокосм отражает макрокосм, от частиц атома к далеким просторам вселенной, занимающей тридцать в десятой степени площади космоса, все было в пределах разумного: небесный свод, зажатый между противоположными сторонами стекла. И в этом тихом одиночестве, полном трепета и ужаса – я узрел. Судьба – не более чем выполнение потенциальных возможностей, скрытых внутри нас. Кора человеческого головного мозга это один лист, содержащий больше нейронов, чем звезд в известной нам вселенной, скомканный до размеров, способных вместиться в емкость объемом с кварту; в одном человеке столько потенциальной энергии, что при высвобождении она могла бы сравниться с силой тридцати водородных бомб. Судьба – ничто, чтобы на нее уповать! И тогда я увидел свою собственную судьбу. И я приложил всю силу воли, чтобы выбраться из инкубатора, – поскольку работа всей моей жизни вспыхнула передо мной, как какая-нибудь прекрасная и одинокая звезда в ночном небе, и нельзя было терять ни минуты.
На их пути оказалось сломленное в четырех футах от земли дерево. Шелли при– подняла его над своей головой, чтобы они могли пройти под ним, и бросила его позади.
– Догадываюсь, – продолжил Прайс, – что у тебя с дядей установилось некое доверие.
Она напряглась в ожидании порицания, но он спокойно положил свою руку на ее.
– Я не ругаю тебя. Я не Оливия. Но есть нечто, что я должен сделать, нечто очень важное и, по необходимости, крайне секретное. Ты когда-нибудь показывала свои стихи маме?
Она тревожно посмотрела на него.
– Да-да. Нет ничего плохого в секретах. Знаешь, алхимики верили, что творческая работа – это вид жизни, полностью независимый от его создателя, расположенный одновременно в мирах психики и материи, и ни в одном из них. Они называли это тонким телом. Можешь представить что-нибудь более красивое и ценное? Все творческое выражение, обратное эвхаристики: создание духовного тела! Можешь представить, чего бы ты не сделала, чтобы защитить столь хрупкое творение? Потому нет ничего постыдного в тайнах. Ты не сделала ничего плохого, но, Светлячок, я должен попросить тебя о личном одолжении: не рассказывай никому, о чем я тебе говорил. Никому. Уроборос слишком важен и ценен. Просто… поверь мне, так будет лучше.
Глаза Шелли встретились с его, и она серьезно кивнула.
– Я в долгу перед моей красавицей, – сказал он, – и буду еще больше, если она мне улыбнется.
Она захихикала.
– Полагаю нам пора возвращаться. Никогда не знаешь, на что можно наткнуться в лесу в наши дни. И не думаю, что это подходящее место для наслаждения тыквенным пирогом.
Она оживленно закивала. Они повернули назад, и низко висящая ветка застряла в ее волосах.
– О, милая, – сказал он и остановился у большого камня, нежно убирая и отбрасывая сухую ветку подальше к деревьям.
– Я так тобой горжусь, – произнес он. – И есть за что. Пришло твое время в инкубаторе.
Ее щеки слабо вспыхнули, как свет за облаками.
* * *Дестини встала у раковины, открыла банку и, повозившись там пальцами, выудила червя и поднесла его под текущую из крана воду. Струя окрасилась в мутный сине-красный цвет, а худое до этого создание, стало сладострастно пышным.
– Вниз по трубе, – сказала она и, откинув голову назад, проглотила его целиком. Она присела и кивнула Питеру. На кухонном столе лежало два кожаных ремня. Питер обмотал одним ремнем ее живот и руки и крепко завязал. Она скрестила лодыжки, и он привязал их к креслу вторым ремнем.
– Твои ноги боятся щекотки? – спросил Питер.
– Это будет последнее, что ты сделаешь на этой Земле, – ответила она. – Не отходи далеко. Меня может начать качать.
Питер встал позади, держа ее за плечи. Неожиданно она втянула в себя воздух, словно при резкой боли в животе.
– Поспеши, – вздрогнула она. – Он быстро движется.
Сразу после этих слов ее голова дернулась вперед, и оба ремня туго натянулись, застав врасплох Питера, в результате чего он потерял хватку; он едва успел поймать спинку стула, прежде чем она начала падать вперед. Дыхание девушки стало хриплым и неустойчивым, она дернулась назад, хлестнув волосами Питера по лицу; ее спина выгнулась дугой, а тело стало жестким, конечности напряглись, она болезненно выдохнула через нос и стала ожесточенно дергаться в разные стороны; стул качался и трясся в руках Питера. Затем она обмякла, выдох, вырвавшись из ее носа, прокатился по комнате. Ее волосы упали на лицо, и все, что он мог видеть, были ее губы со свисающей нитью слюны.
![Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]](/uploads/posts/books/92622/92622.jpg)
